На суточном дежурстве.
Есть люди, для которых их работа – просто место, где они зарабатывают деньги для собственных нужд. А есть те, у кого работа настолько тесно переплелась со всей жизнью, что отделить одно от другого уже просто невозможно. Яркий представитель последних – Валентин КОСТЫЛЕВ, возглавляющий профсоюзное движение нефтяников.
– Валентин Алексеевич, вот смотрю на Вашу биографию и понимаю: больше чем полжизни Вы отдали работе в профсоюзе…
– Да, это верно. Некоторые мои коллеги вообще шутят, что в профсоюзе я живу 24 часа в сутки. Потому что с окончанием трудового дня моя работа меня не отпускает и плавно перемещается в домашние стены.
– Наверное, это тяжело. Близкие не против?
– Они уже привыкли (смеется). И, честно скажу, они всегда понимали, что общественная работа – не заводская смена по 8 часов, когда ты просто встаешь из-за станка и уходишь. Но всё же переключаться часто заставляют мои любимые внуки. У меня их трое.
– Ваш приход в профсоюз – это в свое время был осознанный выбор или просто так сложилось?
– Вообще, в советские времена в профсоюз вступали едва ли не со школьной скамьи. Пришел на работу – вступил в профсоюз. Я еще до службы в армии, работая в совхозе, был членом профсоюза, учась в институте – тоже. Других вариантов, собственно, и не было. А вот активно втягивать меня в работу профсоюза начали, когда я пришел в Чернушинское управление буровых работ и стал начальником смены районной инженерно-технологической службы. Режим работы сутки через трое. Времени свободного много. Да и не боялся я общественной нагрузки никогда, это мне всегда было близко. Вот меня в 1980 году и, так сказать, нагрузили должностью председателя Совета молодых специалистов. Плюсом к этому – читать лекции по бурению скважин в Чернушинском вечернем техникуме. Ну а через три года избрали в состав профсоюзного комитета.
– Можно сказать, что сегодня молодые специалисты в «ЛУКОЙЛ-ПЕРМИ» проходят такой же путь…
– По большому счету да. Это как раз то, что было взято сегодня на вооружение от профсоюзов советской формации. Тогда это было частью методов работы по подготовке крепких кадров. Молодежь изначально, так сказать, вели: предполагалось разностороннее развитие будущих специалистов, опыт работы в профсоюзе и Совете молодых специалистов давал отличные навыки руководящей работы. Что-то из этого перенесено в день сегодняшний. И я считаю, что это правильно, поскольку эта практика хорошо себя зарекомендовала. Но, к сожалению, некоторые эффективные методы работы с молодежью советского периода утрачены.
– Помнится, вокруг Вашего перехода с прямого производства на чисто профсоюзную работу было немало шума....
– В то время на предприятии был дефицит молодых кадров, поэтому главный инженер Чернушинского управления буровых работ, конечно, не хотел отпускать меня из технологического отдела. Тем более что к
этому времени я уже успел поработать начальником цеха, кстати, одного из самых крупных цехов бурения даже по нынешним временам. Договорились на том, что я поработаю в должности председателя профкома Чернушинского УБР производственного объединения «Пермнефть» два, максимум три года.
– Но Вы, судя по всему, остались на профсоюзной ниве…
– Окончание срока моих полномочий как раз пришлось на 1991 год, когда по стране широко прошагали стихийные забастовки. Рабочие, следуя примеру шахтеров, организовывали забастовочные комитеты.
Это было время сложнейших отношений и протестного движения, остановок производства и переговоров. У меня к тому времени уже был некий опыт по выстраиванию диалога между работниками и работодателем. Поэтому попросили остаться и руководство предприятия, и члены профсоюза. Вот этот момент, я считаю, и был переломным в моей профсоюзной карьере, поскольку в те непростые годы нужно было помочь не только работникам выйти из конфликта интересов наиболее безболезненно, но и предприятию не останавливать прямое производство. Ведь в конечном счете благополучие сотрудников в большей мере зависело от того, с какими экономическими результатами будет работать предприятие.
– Как Вы разрешали конфликты, которые, как мы знаем, в нефтянке тоже возникали в то время?
– Вечные очереди, отсутствие продуктов питания, стихийные забастовки… А мы, воспитанные на принципах «прежде – работа, потом – о себе», обещали людям решить эти проблемы. Не всегда удавалось выполнить обещание в полном объеме – это правда. Но большая часть требований всё таки как-то решалась. И люди выходили на работу, потому что невыход одного из цехов означал омертвление всего процесса бурения, а это полный крах для всего предприятия. И таких примеров было много.
– Это тогда к Вам и приклеился ярлык «дипломат»?
– Может быть. Потому что порой работа, которую я проводил в коллективе, возможно, чем-то и напоминала людям работу дипломата. Но это не мне судить.
– Дипломатичность часто помогала и помогает Вам в работе?
– На мой взгляд, это самый продуктивный способ разрешения конфликтов. При предъявлении взаимных претензий и нежелании идти друг другу на определенные уступки конфликтующие стороны вносят еще больший разлад в отношения. И вот в таких ситуациях профсоюзу довольно часто приходилось становиться неким буфером и посредником между работником и работодателем, чтобы стороны смогли договориться.
– А были ли ситуации, в которых Вам приходилось принимать какие-то нестандартные решения?
– Да, и довольно часто. Но один случай мне запомнился на всю жизнь. 1991 год. Одной работнице при распределении мест в детские сады не досталось путевки. И не потому, что мы не хотели ее давать. Просто на тот момент ребенку не было еще и года, а в сады брали только с полутора лет. Она записалась на прием. Приходит, положила ребенка на стол и пошла. Мы ей в след: «Тамара, вернись!» А она нам с порога отвечает: «Садик не дали – водитесь сами!» Хлопнула дверью и ушла. В этой ситуации мы не сразу поняли, как правильнее поступить. Позвонили главному врачу, попросили забрать ребенка к себе в роддом. Потом попросили начальника цеха, в котором работала эта Тамара, привести беглянку. Хорошо, что ребенка еще не успели передать в подъехавшую карету скорой помощи. Она заплакала, забрала малыша и ушла. А когда остыла, пришла, мы нормально поговорили. В итоге ребенок пошел в сад, как только подошел возраст, а Тамара вышла на работу. И вот таких эмоциональных случаев было немало.
– Во времена горбачевской перестройки профсоюзы практически не были затронуты реформами. Они продолжали заниматься привычными делами, распределяя в трудовых коллективах путевки в санатории, на курорты и в дома отдыха, дефицитные товары и так далее. Как Вы лично оцениваете вот такую функцию профсоюза в то время и что изменилось после переломного момента, когда был принят Закон о профсоюзах?
– Числясь общественной организацией, советские профсоюзы де-факто были частью государства с той особенностью, что в финансировании их деятельности напрямую участвовали наряду с государством и сами члены профсоюзов. Я считаю, что советские профсоюзы, занимаясь вопросами социального страхования, организацией отдыха трудящихся, туризмом, созданием и содержанием детских дошкольных учреждений для семей наемных работников, помогали обеспечивать работников потребительскими товарами, жильем. Это вполне соответствовало духу времени. А вот что касается изменений, которые произошли в постсоветское время и особенно с принятием Закона о профсоюзах, то они были настолько кардинальными, что потребовали и от людей, и от самих руководителей профсоюзов не просто перестройки, а, я бы даже сказал, ломки сознания и психологии. К тому времени уже позиции профсоюзных структур были настолько ослаблены законодательно, были настолько неопределенными и малоэффективными, что как-то не хотелось прожигать время без пользы. И у меня уже вполне созрело решение уйти и из профдвижения, и даже из нефтянки.
– И что же остановило?
– Два человека – Николай Иванович Собянин, начальник НГДУ «Чернушканефть» и Анатолий Семёнович Утробин, председатель профсоюзного комитета объединения «Пермнефть». Это было в декабре 1994 года. Как раз было самое кризисное время: задержки зарплаты и так далее. Мы тогда несколько раз подолгу разговаривали, и они убедили меня, что нужно остаться и поднять профсоюз нефтяников на новый уровень в изменившихся условиях. Мою кандидатуру предложили на должность председателя профкома НГДУ «Чернушканефть» ОАО «ЛУКОЙЛ-Пермнефть». Это были самые сложные выборы из всех, теперь уже восьми.
С чего начали восстановление?
– С себя. Нам как профкому нужно было самим понять, что от чисто распределительных функций профсоюз ушел и стал органом, который должен непосредственно участвовать в налаживании диалога между работником и работодателем. В первую очередь через Коллективный договор, который на тот момент мог стать главным документом, гарантирующим некую стабильность среди хаоса. Не скажу, что для всех процесс перестройки сознания и понимания новых задач прошел безболезненно. Кто-то так и не сумел принять новый формат и просто ушел. Кому-то это удалось. Тогда нам нужно было донести до людей, что прежнего рофсоюза уже нет. И вот как раз это оказалось самым сложным. Собственно, отчасти этот процесс продолжается и до сих пор.
– Получается, что Вы встали у руля вновь на изломе профсоюзного движения. Ведь во многом принятый Закон о профсоюзах очень резко ограничивал рамки деятельности профорганизаций…
– Не просто ограничивал. В связи с тем, что государственные функции поменялись и были разрушены базисные государственные надстройки, началось строительство новых структур. И профсоюзы туда никак не вписывались. Это мы сегодня знаем, что на самом деле вообще существовали программы по ликвидации профсоюзов в России как таковых. Но на начальном этапе их просто резко ограничили в правах. А люди этого не понимали и продолжали требовать от них выполнения тех же функций, что и раньше. Отсюда – недовольство и непонимание, почему профсоюз перестал удовлетворять личные потребности работника. Поэтому неудивительно, что, когда я пришел председателем профкома НГДУ «Чернушканефть», членство сотрудников сократилось до 35 %.
– Когда же произошло окончательное становление профсоюза в его нынешнем формате?
– Всё шло постепенно. По большому счету я бы сказал, что функции, которые профсоюз выполняет сегодня, начали формироваться лишь в 1997 году. В 1995 году объединение, точнее ОАО «Пермнефть», вошло в состав ОАО «ЛУКОЙЛ», где уже действовало профсоюзное объединение всех предприятий и обществ Компании. Были заключены соглашения. Этобыл важный шаг, за которым стояла большая работа по налаживанию отношений и достижению договоренностей. Если мы возьмем Коллективный договор 1997 года и текущий документ, то увидим, что между ними колоссальная разница, хотя принципы не сильно изменились. Гарантии, защищающие и социально поддерживающие работника, выросли в разы. При этом мы убедили работодателя, что нужно взять от профсоюза старой формации всё лучшее, что в нем было: сохранилось проведение и поддержка спортмероприятий, выделение путевок в детские оздоровительные лагеря и так далее. И сегодня мы эту функцию не бросили, потому что, во-первых, об этом есть договоренность с генеральным директором предприятия Александром Лейфридом и на это выделяются средства, во-вторых, больше эти функции выполнять просто некому. В то время как они по-прежнему востребованы. Сохранилась Доска почета, на которую попадают лучшие из лучших, конкурсы профмастерства… И всё это плюсом к «пакету», предусмотренному Коллективным договором. И всё же во главе угла – трудовые отношения.
Если не будут отрегулированы взаимоотношения между работником и работодателем, то все другие отношения внутри сообщества, внутри страны едва ли будут урегулированы, потому что от правильного баланса интересов работников и работодателей зависит, как будет развиваться экономика страны. Вот это место профсоюза сегодня в нашем обществе.
– Знаю, что в 2001 году у Вас вновь созрело решение уйти от профсоюзной деятельности и Вам даже уже было сделано предложение перейти во властные структуры. Что на этот раз остановило?
– Да, такое решение действительно у меня в то время созрело. Собираясь на работу в законодательную власть, я подготовил всё для того, чтобы мой уход не повлиял на текущую работу профсоюза. Но в тот момент в ситуацию вмешался Николай Иванович Кобяков. Он предложил совместную работу. И мне кажется, нам многое удалось: одно из лучших предприятий в крае, и один из лучших Коллективных договоров нефтегазовой отрасли страны.
– Сегодня, если оглянуться назад, что-то бы поменяли в своей жизни?
– Нет. Даже те времена, когда было тяжело. Я имею в виду кризисные моменты для страны, которые не могли не отразиться на профсоюзах. Следовательно, и на мне тоже. Получается, что с каждым новым кризисом мне приходилось начинать всё с нуля. Но это принесло новый опыт и новые знания. Сегодня я настолько глубоко, если хотите, врос в профдвижение, что даже мне самому сложно представить себя отдельно от профсоюза. И я об этом ничуть не жалею.